Евпатория. Опыт взгляда изнутри

А. Федоров

  Действие происходит  в конце семидесятых годов, увы, прошлого (!?) века... Наш поезд подъезжает к вокзалу столицы Крыма – городу Симферополю. И сразу бросается сходство вокзалов города Сочи и этого. Та же высокая, квадратная в сечении, башня с часами, античная колоннада при выходе на привокзальную площадь, внутренний открытый, озеленённый «испанский дворик». Потом выяснилось, что оба здания строились по проекту одного архитектора.

  Мы садимся в автобус и едем в Евпаторию, где в то время жили родители жены. По дороге я верчу головой во все стороны, все надеясь увидеть заявленные фруктовые насаждения вдоль дорог. До этого я наслышался от жены - крымчанки рассказов об этом крае, как о «райском месте», где «дороги усажены плодоносящими абрикосовыми, ореховыми и персиковыми деревьями, где прекрасные песчаные и галечные пляжи». А весь Крым – это сплошной археологический заповедник, где побывали и оставили свои следы и гунны, и готы, и аланы, и печенеги, хазары, татары… Отдельно стоят греческие поселения, которые потом частично стали византийскими, римскими или стали принадлежать отдельным итальянским городам-государствам - Венеции, Генуи.

  Они, т.е плодоносящие фруктовые насаждения, как я сказал, пока не попадались. Надо сказать, что растительность выглядела довольно уныло, деревья стояли, покрытые слоем пыли, листья их были поникшие,  а степная растительность очень уж напоминала бедную и высыхающую к началу лета флору саратовской степи. 

И вот, проехав несколько десятков километров, слева от дороги неожиданно открылась серебристая гладь моря с широкими песчаными и галечными  пляжами. Я опишу  это явление словами поэта, к которому мы еще вернемся,  Ильи Сельвинского, который провел свою нищую юность в Евпатории: «Море – это главная площадь Евпатории, как Пляс де ля Конкорд в Париже или Трафальгарская в Лондоне. Огромная, как бы асфальтированная голубовато-сизо-синем блеском, зачиналась она небольшим  сравнительно собором (Св. Николая, известного архитектора А. И. Бернардацци - примечание автора), но завершалась на горизонте колоссальным зданием Чатыр-Дага».

  Да, хотя горы от Евпатории достаточно далеки, в тихие дни, особенно в начале осени, когда воздух бывает удивительно прозрачен, на горизонте прямо из моря выплывают причудливые громады Главной гряды Крымских гор, подернутые нежной голубоватой дымкой.

  А сейчас в нескольких метрах от кромки прибоя стояла рядов в двадцать-тридцать - я сам сегодня в это с трудом верю - многокилометровая автомобильная, с поставленными рядом палатками, пестрая лента легковых машин. Здесь отдыхали десятки тысяч «диких туристов». Сегодня это явление практически исчезло. Обеспеченные люди едут за границу. Ну, а менее обеспеченные – предпочитают ехать в Крым на поезде.

  Но тогда такое многолюдье как-то не способствовало безудержному оптимизму.

  И потянулись дни отдыха, под испепеляющим солнцем мы  уныло бродили от одного пляжа к другому – везде была тьма народу, прилечь негде, да и сам город поначалу показался довольно неинтересным. Со временем мы стали ездить на автобусе за город, на Маяк, а потом на Лимановку, где людей днем было довольно мало. Но добираться туда было поначалу хлопотно и долго,  на автобусных остановках всегда стояла большая толпа, жаждущих добраться до мест отдохновения.

  Так, что в первые приезды, а всего их было почти три десятка, - я как-то посчитал, что в совокупности провел в Крыму около двух лет,- никакой особой радости от общения с Крымом я не испытывал.  На автобусные экскурсии по Крыму попасть тогда было сложно, дорого, да и номенклатура их была узкая и убогая. Я тогда пока еще не открыл «свой» Крым.

  Хотя на пляжах, куда мы стали ездить, было малолюдно, но все эти перипетии с дорогой туда и обратно не очень благоприятствовали погружению в пучину отдыха.

  В Черном море у берегов Крыма вода теплая, она всего тебя ласкает и обволакивает. Она в два раза менее соленая, чем в Средиземном море, и совсем не щиплет твои открытые глаза, так как ее соленость близка к солености жидкостей нашего организма. Она более прозрачная, чем у побережья Кавказа, так как здесь нет такого выноса минеральной взвеси речками. Надо только найти свое место в этом водной стихии - море, которое было бы тебе по душе.

  И я приспособился вставать в шесть часов утра, когда еще все спали, и, и после легкого завтрака, совершенно без очередей в транспорте, доезжать до своего пляжа, и возвращаться обратно часов в 11.

  Там в это время было только гладь моря с чистейшей водой, чайки, с криками, вперевалочку бродящие на берегу, в воде - деловито снующие крабы- отшельники, стайки какой-то мелкой рыбешки, а иногда и дельфины в нескольких десятках метров от берега.

  А главное - все это принадлежало только мне одному и, я, в свою очередь, принадлежал всему этому миру. Вот тогда и началось постижение Евпатории.

  Обнаружилось, что степь, которая в то время расстилалась прямо за нашим домом, вечером, после спада жары источает такое благоухание от высохшей травы, что голова кругом шла. И коллективная прогулка по этой полынной степи просто потрясающе погружает в аромат блаженства, ведь запахи гораздо сильнее действуют на нас, чем  на другие наши органы чувств соответствующие воздействующие факторы.

  Помните, как в «Князе Игоре» юноша-степняк, выросший вне степи, долго не соглашается туда вернуться - и только запах привезенный с родины сухой травы мгновенно будит воспоминания детства, и он возвращается на родину.

  У С. Фитцджеральда есть прославленный роман « Ночь нежна». Это выражение, как никакое, подходит к евпаторийской ночи. Тихая, дышащая нежным теплом, она как бы обнимает тебя всего, погружает в негу и покой.

  А со временем обнаружился один таинственный необъяснимый феномен - после двухнедельного отдыха в Евпатории, ты совершенно неожиданно для себя впадаешь в состояние полной нирваны, в тебя как будто вливается могучая энергия космоса. Твоя сущность совершенно растворяется в этом, вроде бы, ничем внешне не привлекательном окружении, в этом бездонном, источающем днем жар небе, незаметно сливающимся со сверкающей поверхностью моря, душистой степи с оглушительным звоном цикад и сверчков с кузнечиками,  в древнем городе.

  Твои желания, негативные воспоминания куда-то уходят, душа очищается от всей этой скверны, и ты становишься тихим и спокойным, аки младенец только что рожденный. Не знаю, является ли эта сущность присущей только Евпатории, или нет, но многие мои друзья, проверившие на себе ее чары, подтверждают эту метаморфозу.

  И этого заряда «покоя и воли» хватает, при нормальной домашней и внешней обстановке в Саратове, почти до следующих вакансий. А когда приходит лето, начинаешь уже скучать по ставшему родным, полному неизъяснимой прелести городу.

Ты мне снишься, мой город, криком розовых чаек,
Ты мне снишься, мой город, плеском    пенистых волн,
И я снова, как в детстве, в твоих улочках-венах теряюсь,
И понять не могу, как дорогу домой нахожу. 

  Это юношеские стихи моей жены, родившейся и проведшей детство и юность в Евпатории.

  Так постепенно море и сама Евпатория вошли в мой мир, и вошли навсегда.

 А город древний,  остатки греческой Керкинитиды, основанной выходцами из средиземноморского Милета где-то в 6 веке до нашей эры, то тут, то там, находят при новом строительстве в Евпатории.

 В здании краеведческого музея хранится барельеф «Пирующий Геракл» с остатками раскраски. Не все знают, что греки все свои скульптуры, даже мраморные, покрывали краской, раскрашивали, но такие произведения сохранились только в единичных экземплярах и очень ценятся в среде археологов.

 Да, честно говоря, лишь при очень внимательном осмотре можно найти остатки минеральных красок на этом произведении.  Отрыли его в  греческой сельскохозяйственной и торговой усадьбе «Чайка» близ Керкинитиды.  На радостях, уникальную раритетную находку, с незакрепленным красочным слоем, забрали в Эрмитаж, а потом сразу послали на выставку в Амстердам. Домой она вернулась в описанном виде. Но зато, потерявший всякий интерес к этой, теперь рядовой, находке, Эрмитаж отдал ее  Евпаторийскому краеведческому  музею.

  Городище «Чайка», недалеко от современного города,  вообще производит незабываемое впечатление. Остатки стен греческого периода, сложенных из квадров в форме огромного прямоугольника с башнями по углам и в середине, и все это засыпано горами мусора - на разрезе этих курганов четко видны десятки  (!.) прослоек древесного угля от пожаров внутри усадьбы. Да, нелегко, видно, жилось греческим колонистам, их усадьба как магнит притягивала к себе степняков-кочевников, преимущественно скифов,  которые многократно разрушали поселение и, в конце концов, захватили его. Ну и тем спокойной жизни не было, новые завоеватели разрушили и их постройку на пепелище.

  Рядом с Гераклом на витрине музея находится, увы, муляж, небольшой бронзовой, вполне сохранившейся статуэтки амазонки, произведение античной школы Лесиппа, оригинал которой находится  в Эрмитаже. Такая мелкая пластика, или антики, как их еще называют собиратели, очень редки и ценятся чрезвычайно.

 До нас дошли единичные крупные статуи из металла, как, например, конная бронзовая статуя римского императора Марка Аврелия (2 век н.э.), который великий Микеланджело поставил у стен римского Капитолия. Когда я стоял рядом с ней, я еще не знал, что это,- подумайте только,-  ЕДИНСТВЕННАЯ бронзовая конная статуя, уцелевшая с тех времен.

  И это понятно, другие бронзовые статуи, золотые или сделанные из электрона, сплава золота с серебром, или,  как установленная в храме  в Зевса Фидиевская статуя Зевса из золота и драгоценной слоновой кости, тем  сразу подверглись переплавке и разворовыванию при непрерывных тогдашних войнах.

  В этом особо преуспел Византийский император Феодосий, один из первых христианских императоров Восточно-римской империи, который разрушил «языческие» Дельфы, Олимпию и т. д. Что уж тогда апеллировать к другим варварам, которые разбирали в Малой Азии греческие храмы, а бесценные мраморные статуи... пережигали на известь.  Те сохранившиеся слепки Пергамского алтаря, - битвы богов с титанами и кентаврами из Пушкинского музея (оригиналы в Берлине) как раз из этой серии, их нашли заложенными в стены средневековой крепости, видно потребности в извести тогда были временно удовлетворены.

 Можно сказать, что одна из нелепых и страшных сторон исторического развития – это разрушение памятников культуры.

 А вот другому историческому, правда, средневековому  объекту города, повезло больше.     Это турецко-татарский древний Гёзлев, находящийся вблизи моря в центральной части города.

 Это был большой по тогдашним меркам процветающий средневековый турецкий  город, в котором были сотни лавок, кофеен, складов, пекарен, ремесленных мастерских. Все это великолепие было внутри мощной крепости, о которой восхищенно высказывался средневековый турецкий путешественник Эвлия Челяби, книга которого стоит у меня на книжной полке.

 Закроешь глаза, и перед тобой возникает грозная фортеция «со всех сторон .... высятся двадцать четыре могучих четырехугольных бастиона, покрытых красной черепицей... Это огромная боевая крепость, в форме пятиугольника, замечательно украшенная и устроенная...».

 В крепости существовало 5 крепостных ворот. Одни из них сохранилось, как ни странно, до 1956 года, когда под предлогом того, что мешают движению автотранспорта, они были снесены. Судя по остаткам фундамента, ворота состояли из прямоугольника стен, разделенных межэтажными перекрытиями. В западной и восточной стенах были сооружены проемы для проезда  с полуциркульным сводом. В северной и южной стене прохода были устроены по три помещения, тоже перекрытые сводами. Первоначально они, возможно, предназначались для отдыха стражников, позднее это были лавки и мастерские.

 Где-то в 2006 году я был на открытие отреставрированных ворот. В северной стене через арочные двери можно было попасть в помещение, где расчищены остатки древнего фундамента и частично стен, примыкающих к современному хлебозаводу. В южных помещениях красивые девушки-татарки угощали всех желающих ароматным турецким кофе и восточными сладостями. В дальнейшем был надстроен еще этаж, где помещается какое-то, кажется, помещение, возможно кафе.

 Открытие отреставрированных ворот было сопряжено с праздничными шествиями с музыкой нарядно одетых мусульман, как местных, так и приглашенных. В тот же день у мечети открылся памятник местному средневековому поэту, Ашику Омеру, рассказ о котором впереди.

 Вывозимые товары в средневековье были традиционны для приморских степных городов – это была соль, зерно, шерсть, кожа тонкой выделки–   сафьян и шагрень, жирная черноморская рыба и…и живой товар – невольники, которые являлись главной статьей дохода крымских феодалов. Ведь еще в восемнадцатом веке орды крымских феодалов делали разбойничьи набеги, до нескольких в год, на южные окраины России. Бывало, за год через невольничьи рынки Гёзлева проходило до 50-60 тысяч человек, обреченных быть проданными «сарацинам, персам, индусам, арабам...».

 И в самом ханстве все тяжелые работы по добычи камня, соли, постройки крепостей, страшно тяжелый труд, закованных вечно в цепи гребцов на галерах, все  сельскохозяйственные работы выполняли невольники. По сути, все крымское ханство держалось на рабском труде, поэтому, когда по Кучук-Кайнаджирскому договору 1774 года 40 тысяч рабов-христиан было вывезено из пределов Крыма, ханство сразу захирело, а после окончательного присоединения Крыма к России в 1783 году, почти все проживающие здесь турки и татары подались  в Турцию.

 Край обезлюдел, побывавший в Евпатории (тогда еще Козлове) в 1837 году крупнейший уральский заводчик Анатолий Николаевич Демидов писал о городе: «...теперь, однако, надо сознаться, что о... процветании его свидетельствуют одни лишь только развалины, … стены полуразвалившиеся, сады и огороды невозделанные».    

 Поэтому после вхождения  Крыма в Российскую империю, началось массовое привлечение в Крым поселенцев, как из России, так и греков, немцев, армян… Иностранцам разрешалось брать из оставшихся от прежних строений развалин   «...готовый камень для созидания домов и прочего безденежно, сколько его там окажется». Стоит ли теперь удивляться, что от прежней грозной крепости и многих построек внутри нее остались одни лишь воспоминания.

 Таврический полуостров на 30 лет Павел I объявлялся порто-франко, т. е.  освободил от налогов ввоз-вывоз товаров из Евпаторийского порта. Но только через 20 лет Евпатория стала подниматься из руин.

 Я приглашаю вас пройтись по  вязи улиц старого города со слепящими белизной от яркого южного солнца зданиями.

 Сохранилась причудливая планировка города, с кривыми узкими улочками, то сходящимися к маленьким площадям, то снова расходящимися,  с неожиданными тупиками. А раньше вообще улицы ночью закрывались на железные ворота.

 Татарские и турецкие дома почти не сохранились, но и некоторые старые существующие дома еще сохранили старую планировку, с окнами часто только во внутренний двор. На улицу выходят только стены дома из не оштукатуренного ракушечника да высокие ограды - дувалы  из того же материала.       Эти неприветливые стены и ограды укрывали собой внутренние дворики, в которых протекала скрытно от чужих глаз жизнь жителей этих домов. Войдя внутрь дворика, там нередко было увидеть цветные окна-витражи с затейливой резьбой по камню, расписанные стены, низкие диваны с множеством подушек в тени персиковых, абрикосовых и ореховых деревьев.

 На фасаде одного дома есть детализованные  барельефы крупной рыбы в прямоугольном картуше - видна даже чешуя. Рыбы – это давний христианский символ, возможно в этих домах жили христиане?

 Сохранились полу развалины одной древней турецкой баньки (было, как пишут, до шести), с дырчатыми куполами для вентиляции, с полами,  обогревающимися горячим воздухом от печей. Остались даже следы мрамора, облицовки и фресок. Вот бы нашелся предприниматель, отреставрировал баню и запустил ее в работу. От посетителей отбою бы не было, я бы обязательно помылся в средневековой турецкой бане – это ведь такая экзотика.

 Одним из самых интересных объектов города был подземный водопровод. В городе насчитывалось 8 фонтанов-бассейнов с водой. Вода поступали из источников вне города по керамическим трубам, расположенным в подземных катакомбах.

 Еще в 1832 г, т. е.  почти через полста лет после  присоединения Крыма, архитектор Гриндлинг исследовал древний фрагмент водопровода, длиной 430 м.

 «Водопровод сей проходит под фундаментом крепостной стены и под зданиями частных строений. Он состоит из круглых…выжженных труб красной глины, коих пустота заключает 3,5, а длина до 14 дюймов …Все они положены  в каменном канале, облиты известью и столь крепким составом склеены, что невозможно оторвать трубы без повреждения. Вода в оных течет произволом тихим, но в полном объеме, а по пробивке в таковой отверстия вдруг поднимается вверх до половины аршина», - писал он.

 Вы только вслушаетесь в музыку  русского языка этого времени,- стихи! 

 А самое интересное, что при расчистке каналов Гриндлинг нашел серебряную монету римского императора Веспасиана, который правил в 69-79 г н.э. Так, что вполне возможно, что этот водопровод «сработан был еще рабами Рима».

 В газете «Евпаторийская здравница» в 1976 году был напечатан любопытный рассказ об исследовании сохранившихся остатков этого сооружения местными спелеологами. Привожу его в сокращении.

 «Спустившись в 9 метровый колодец, мы двигались по одному из ответвлений подземного хода, черные отверстия которого зияли почти у самого дна колодца, шли согнувшись, потом потолок стал повышаться, и уже можно было идти, выпрямившись во весь рост... Обратили внимание на то, что хотя ход и извивается, как змея, но все же имеет генеральное направление на юг и почти без ответвлений в стороны. Примерно через каждые 50 метров встречались сооружения,  напоминающие дверной проем (вверху - примечание автора), сделанный из каменных плит... Заметили, что пол довольно ровный, в то время как высота потолка постоянно меняется. Пройдя метров сто пятьдесят, уперлись в завал…  Шли в обратную сторону... Вернулись к колодцу и снова попали в продолжение подземного хода. Высота здесь значительней, но ширина прежняя - чуть меньше метра...

  А вскоре было сделано, пожалуй, самое главное  открытие. На сухом пятачке пола подняли прямоугольную каменную плиту, под которой оказалась ниша, наполненная водой. Быстро вычерпав ее, увидели, что с двух сторон, напротив друг друга выступают керамические трубы. Из них текла прозрачная вода... Через месяц снова спустились под землю. Теперь уже перестали быть загадкой «дверные проемы». Они оказались своеобразными перекрытиями промежуточных колодцев. Такие колодцы через определенное расстояние устраивались по всей трассе, потом из соседних, навстречу друг другу, пробивались строительные бригады. Это хорошо «читается» по следам зарубок кайла на стенах. Через них проводились выемки грунта.  Впоследствии потерявшие свое основное назначение колодцы закладывались сверху плитами перекрытий и забутовывались камнями».

 Описание таких подземных источников – водоводов, галерей-кяризов, ведущих воду с гор, я встречал в литературе. Они характерны для мусульманских стран Среднего Востока и Северной Африки.

 Любопытно, откуда текла вода в наших кяризах, ведь ближайшие горы находились на удалении не менее 80-100 км.

 Наверняка, систем водопровода за многовековую историю города было несколько, но, тем не менее, эти описания поражают – настолько качественно водоводы строились. Давно уж нет тех строителей и проектировщиков, исчезли государства, их построившие и изменилось много раз название города, а вода все течет и течет… 

 И куда же текла и, наверное, и сейчас течет чистая питьевая вода около двух тысяч лет? На этот риторический вопрос уже не найдешь ответа, пожалуй. Почему-то никому не пришло в голову использовать эту вновь открытую воду, хотя бы для полива выжженных сейчас лютым южным солнцем и непомерной ценой воды в современном водопроводе газонов и деревьев?

 Наверное, главные интересы человека сейчас лежат на поверхности - это власть, деньги, преуспевание. Вот если бы там текла нефть...

 Кстати, мой тесть рассказывал, что, когда он  жил в  татарской слободке, то на участке его дома был вход то ли в такую галерею, то ли в катакомбы, которые, как утверждают, доходят до села Каменоломня, километрах в 10 от Евпатории. Нефти там, к сожалению, не водилось тоже, да и в то время она никого особенно не интересовала. Зато, наверняка,  многие поколения жителей этого дома и соседей сваливали туда и сливали немереннное количество мусора и загрязненной воды - все куда-то уходило.

 Улицы старого города   замощены древним булыжником, а бордюрные камни - вы не поверите, посмотрите сами- были со следами древнееврейских надписей.  Как я потом понял, они,  скорее всего, были сделаны тамошним населением из средневековых надгробных памятников исконного крымского народа караимов, которые признавали ветхий Завет, но не признавали Талмуд. По сути дела это были евангелисты, которые по религии были гораздо более близки к христианам и мусульманам, нежели к иудеям.

 Их огромное кладбище на окраине Евпатории медленно поглощается соленым  озером Сасык и трудами предприимчивых нынешних жителей, построивших на части кладбища автостоянку и заправку.

 А еще совсем недавно на кладбище было довольно много памятников начало прошлого века, из черного полированного гранита или мрамора, многие из которых изображали собой невысокое дерево с отрезанной верхушкой и боковыми ветвями на таком же постаменте – как символ пресекшегося рода, как я понимаю. Многие памятники принадлежали жертвам погромов черносотенцами жителей Симферополя 1905 года. Видно тогда погромщики не разбирали, кто попал в их руки – правоверный иудей или евангелист-караим.

 А в старом городе есть и молельные дома караимов – кенасы, с арками, посвященными приезду Российских императоров, которое благоволили к этому древнему народу. Им даже было отменена черта оседлости, двойное налогообложение, которое налагалось на евреев. Караимы охотно служили в армии.

 Хотя караимов осталось в Крыму всего несколько десятков, они, как предприимчивый народ, открыли рядом с входом в кенасы небольшой ресторанчик с традиционными блюдами любопытной караимской кухни, где смешана жирная наперченная баранина и сладкий чернослив, на пример. Там же подают караимские пирожки и чуреки, самые вкуснейшие  в городе, с луком и зеленью. Все эти яства хорошо запить парой стаканов мутной холодной белой бузы – хмельного напитка их проса. Как-то, будучи там, мы встретили чету молодых поляков-путешественников, которые на ломанном русско-английском  языке объяснили нам, что этот ресторанчик занесен в их путеводитель. И здесь я усматриваю предприимчивость караимов.

 С этими кенасами у нас связаны и гнетущие воспоминания. До перестройки в них располагался античный отдел краеведческого музея. При передаче кенас караимской общине в перестроечные годы,  в этих зданиях остался брошенным колоссальный объем неразобранных материалов многочисленных археологических экспедиций. Все это, по-видимому, было выброшено, как мусор.

 Мы взяли себе на память несколько обломков античных амфор – донышек, ручек, обломков тонкой чернолаковой керамики с красными узорами.

 Такого обширного, сохранившего многочисленные древние турецко-татарские черты, городка нет нигде в Крыму. Ну, где еще найти такой город в европейской части бывшего Союза, где средневековье  оставило свои следы и на мостовых, и под ними, и на бордюрах, и на стенах и в самих домах?!

 А рядом со старым городом, у моря, возвышаются два стройных минарета вместе с многокупольной главной ханской мечетью Джума-Джами или Хан-Джами,  построенной, как традиционно считается,  гениальным турецким зодчим, греком по происхождению,  янычаром ходжи Синаном.

 Здесь провозглашался фирман турецкого султана о новом татарском хане. Правда, есть мнение, что Синан построил лишь минареты, а само здание мечети представляет лишь перестроенный им древний христианский храм, так напоминающий константинопольскую Ай-Софию.

 Мечеть при Союзе, давно, еще при царизме, потерявшая первоначальный  исторический облик, использовалась под склад. Долгое время она реставрировалась, восточные немцы отстроили минареты, упавшие столетия назад. Заплатив несколько гривен там можно побывать.

 От старинной части осталось лишь несколько истершихся каменных ступеней да наполовину проржавевшие стальные винтовых конструкции ступеней и такой же, покрытой ржавой коростой, центральный вертикальный несущий вал, от которого пространственным веером расходятся указанные конструкции.

 А из окон минаретов открывается совершенно удивительный, необычный вид на окружающий город и море. И первое, что бросается в глаза – это здание православного храма Св. Николая в форме ротонды. Да, архитектор А. И. Бернардацци вполне вероятно учел этот зрительный эффект, когда строил свой собор.

 После реставрации несколько лет здание использовалось, как филиал музея краеведения.

 Потом грянула перестройка, началась репатриация  крымских татар, которых до тех времен было во всем Крыму… порядка десяти с небольшим тысяч (сейчас их более 200 тысяч) и мечеть отдали им.

 Также отдали частично отреставрированный текие дервишей – приют мусульманского суфисткого ордена бродячих вертящихся монахов-дервишей, единственный сохранившейся в Крыму. Не отреставрированное здание производило потрясающее впечатление – под огромным полуразвалившимся куполом находился квадратный зал с маленькими арочными входами в закопченные кельи монахов, крохотные, на одного или двух человек, больше не там не могло бы поместилось физически.

 Истинную ценность и значимость текие можно сделать, лишь представив себе действа, происходящие там лет 300-400 назад.

 «В конусообразных   тюрбанах вишневого цвета и грубом белом шерстяном плаще. На ногах перетянутые веревками сыромятные чарыки, в руках – посох. Привычно поджав под себя ноги, с опущенными головами расположились дервиши на ковриках в обители. Посередине круга на овечьей шкуре сидит мудрый старец, духовный наставник, начинается  великое таинство общения с Аллахом.

 Одновременно коснувшись лбом пола, все встают вслед за шейхом. Почтительно приложив руки к груди, отвешивают поклоны друг другу, кланяются настоятелю. Затем сбрасывают черные накидки и под звуки свирели, тамбура, саза или дафа – барабана начинают кружиться и петь суры из Корана, впадая в состояние безграничной отрешенности от всего окружающего. Взгляд застывший,  на лицах выражение исступления и восторга…

 Двести лет уже бездействует текие, а как будто еще гремят священные пляски, продолжаются моления (зикр), не уходит сила Храма и Веры. Даже в этих, тогда полуразрушенных стенах…» (Н.К.)

 Теперь там, в частично реставрированном здании проходят всякие конференции, собрания.

 Мы тоже как-то пришли на объявленные в газете литературные чтения, посвященные гезлевскому средневековому татарскому поэту-дервишу Ашику Омеру, надеясь приобщиться к изощренной восточной поэзии. И что же -  все сообщения, доклады и чтения стихов велись только на турецком и крымско-татарском языках, не прозвучал ни украинский или русский язык, а мы были не единственными славянами на этом чтении. 

 Не хотелось бы лезть здесь в политику, но у в этом прослеживалось неуважение к другим нациям и народам, населяющим Крым, желание изолировать татарский народ от соседних. К чему это приводит в той же Албании, мы уже видим. Впрочем, на последних омеровских чтениях появились аннотации докладов на русском языке. Выступали даже русскоязычные докладчики. Т.е. не все так плохо.

 А стихи действительно замечательные, вот послушайте перевод:

Что-то с миром случилось: в нем нету покоя,
Благородство и честность пропали куда-то.
Справедливость исчезла -  ведь время такое,
Что никто не жалеет ни друга, ни брата.

Все кичливыми стали, а чем тут гордиться,
Если в душах одна лишь жестокость таится?
Все к наживе и роскоши стали стремиться.
Забывая о сердце,- какая утрата!

Совершенство в нужде, а ничтожество в славе,
Торжествует любовь лишь в богатой оправе,
Но Омер, ведь на Бога пенять мы не вправе,
Люди сами в несчастьях своих виноваты.

 Свойство настоящей поэзии и прозы – звучать и волновать всегда, во все времена, людские души. И эти стихи таким свойством обладают, они нанизаны как будто на сегодняшний день...

 Ну ладно о грустном. Расскажу один несколько комический эпизод, связанный со старым городом.

 Для того чтобы почувствовать, так сказать, аромат эпохи, я с сыном решил как-то прогуляться по ночному древнему городу. Была как раз перестроечная пора, Евпатория даже в центре не освещалась, а аромат мы почувствовали вполне, даже самый натуральный.

 Ночь была безлунная и по южному совершенно темная. Уличное освещение практически отсутствовало. С трудом передвигаясь по узким улочкам, покрытыми непрерывными колдобинами, мы, в общем-то, неплохо зная город, ночью совсем его не узнавали.

 Мы вполне почувствовали, каково было жителям средневекового города. В этих старинных домах зачастую отсутствует канализация, и жители ночью выливали помои, как и во всех древних городах, кроме, возможно, римских, на улицу.

 Так, что были и лужи в углублениях дороги, куда мы невзначай попадали, и соответствующий аромат. В довершения всех бед, мы заблудились. Сначала это показалось нам даже романтичным, но, проплутав минут 40, и с трудом попав на последний, визжащий и скрипящий, старый автобус, в котором мы были единственными пассажирами, романтика с нас несколько схлынула. А когда обнаружилось, что конечной остановкой автобуса является …городское кладбище, а вовсе не наш район, находящийся в другом конце города,  мы приуныли. Рейс, конечно, был последний.

 Водитель посоветовал нам идти в направлении конечной остановки трамвая, который, слава богу, ходил за полночь. И вот мы почти на ощупь двинулись вдоль улицы, с одной стороны которой притягательно проглядывало кладбище, а с другой – высилась бетонная стена, метров двух высотой, окружающая военную часть. Редкие прохожие шарахались от нас, так, что не у кого было даже спросить дорогу. Мы хорошо помним, с каким огромным облегчением мы добрались до конечной остановки трамвая, освещаемой  одинокой маломощной лампешкой, сиротливо раскачивающейся на столбе под напором начинающегося морского бриза. Вспомнилось  Блоковское:  « Ночь, лампочка, фонарь, аптека...». К счастью, до последней не дошло, и часа в два ночи мы прибыли благополучно домой.

 Раз уже зашел разговор о евпаторийском трамвае, надо сказать и о нем несколько слов. Узкоколейный, единственный сейчас в Крыму, построенный в начале прошлого века, он представлял собой однопутку с разъездами, вагоны после войны были из ГДР – часть я еще застал – украшенными медными деталями и красным деревом. Сейчас вагоны, конечно, не только такие, но однопутный режим проезда почти везде сохранился. 

 Евпаторийский трамвай – наверное, самый неторопливый в мире.  Топология его линий причудлива, расположение  их диктовалось желанием одной линией связать как можно больше районов. Поэтому, если на автобусе можно доехать до какого-то места за десяток минут, трамвай идет тем же маршрутом минут 40, иногда подолгу останавливаясь на разъездах, поджидая встречного.

 Это неторопливое движение как раз подходит ко всему неспешному и размеренному  ритму курортной жизни города, придает ей какой-то особый исторический шарм.

 Некоторые влиятельные круги   хотят уничтожить евпаторийский трамвай, как вид транспорта, ввиду его нерентабельности, а, говорят, главным образом за то, что не дает им покоя  огромное трамвайное депо, которое располагается прямо в центральной приморской части города.  Кое-кто не прочь использовать освободившуюся площадь после сноса почти столетнего архитектурно интересного здания депо из красного кирпича.

 Использовать для  элитного курортного строительства и строительства элитного жилья. А ведь местное небогатое население города, в основном пенсионного возраста, пользуется трамваем бесплатно, да и стоит билет дешевле автобусов и маршрутных такси.

 Исчезни евпаторийский трамвай – и что-то безвозвратно потеряется в историческом облике города. Почему-то в Сан-Франциско трамвай не уничтожается, он стал визитной карточкой города, хотя весь город расположен, не в пример Евпатории, на горах.

 О евпаторийском трамвае писал В.Маяковский и И.Сельвинский, который  учился в двухэтажной гимназии из ракушечника в портовой части города. Это, пожалуй, единственный крупный объект, сохранивший свой исторический облик,  неискаженный новомодным ремонтом.

 Да, чуть было не позабыл еще об одной достопримечательности Евпатории начала 19 века – доме рядом с трамвайной линией, где жила будущая великая  русская поэтесса Анна Ахматова (Горенко). Это небольшой одноэтажный дом рядом с центральной площадью города, куда она приехала шестнадцатилетней  вместе с матерью в 1905 году, где она «дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу и написала множество беспомощных стихов». Впрочем, не таких уж беспомощных. В письме своему родственнику, С. Штерну, Анна пишет:

Я умею любить,
Умею покорной и
Нежной быть.
Умею заглядывать в
Очи с улыбкой
Манящей, призывной и зыбкой.

 Зимой Анна 1906 года уехала в Киев сдавать экзамены, потом снова вернулась в Евпаторию. Жила она уже по другому адресу и о том периоде ее жизни мало что известно.

 А рядом с первым ее местожительством в Евпатории в таком же доме сейчас расположилось литературное кофе. Внутренность здания стилизована под кафе того времени – темное дерево, ограждение столиков поручнями с балясинами, приглушенный свет, белые занавеси на старинных удлиненных окнах. Черный рояль в углу, на котором тихо наигрывает какие-то свои бесконечные импровизации пианист. Стойка бара с банкетками, витрина с вкуснейшими пирожными и тортами, украшенными шоколадом, зеленый чай в больших белых фарфоровых чайничках, свернутые конусообразные белые крахмальные салфетки на столах. И…везде на стенах большие фотографии и рисунки  Анны Ахматовой в стилизованных под то время рамках, в том числе рисунки Модильяни. В уютном зале разлита какая-то теплая, располагающая к неспешному откровенному разговору атмосфера.

 В традиционном комплексе обязательных посещений при приезде в Евпаторию, кафе стоит на одном из первых мест.

 Писал о трамвае и полузабытый ныне писатель-евпаториец Балтер, автор известной в шестидесятые годы прошлого века, шемяще-грустной книги «До свидания, мальчики», всю наполненную той неповторимой евпаторийской аурой, чувством непрочностью этого мира и предчувствием скорой войны. По ней был снят показываемый и в наше время одноименный чудесный романтический фильм с совсем юными тогда актерами Стекловым и Кононовым. Кстати, на стене гимназии, сохранилась скромная мраморная табличка, что писатель Балтер учился там.

 На стенах бывшей гимназии, а ныне школы, сохранились следы пуль и снарядов, выпущенных с наших кораблей при десантировании евпаторийского десанта в холодном январе 1942 года.

 Тогда, в рамках общего намечавшегося освобождения Крыма, было высажено ряд десантов, в том числе и евпаторийский. Высадка десанта не была неожиданной для немцев и была встречена огнем пушек и пулеметов, в том числе и с гостиницы «BEAU RIVAGE». («Бо риваж» - в переводе с французского означает «прекрасный берег»). В самом названии в данном контексте кроется невольная садистская ухмылка).

 Как-то я краем уха услышал рассказ тестя о его походах в кафе Буреваж в послевоенные времена. Только потом до меня дошел истинный смысл этого искаженного слова. Теперь там располагается пансионат «Орбита».

 Портовые причалы были взорваны до высадки десанта, и небольшое тяжелое вооружение – танкетки и пушки-сорокопятки- моряки-десантники сгружали по наскоро устроенному дощатому настилу, которые поддерживали своими дымящими от мороза голыми спинами.

 Тем не менее, центр города был взят. Тут в судьбу десанта вмешалась погода – шторм не позволил высадиться подкреплению, и десант был разгромлен и уничтожен практически полностью подоспевшими немецкими войсками.

 3 тысячи жителей Евпатории, по некоторым сведениям, которые как могли, помогали десантникам, были зверски расстреляны в небольшом противотанковом рву, которые же сами же жители копали в начале войны, еще до немцев, непонятно для чего, а всего там захоронена почти третья часть населения довоенного  города.

 Поразил рассказ одного десантника-пехотинца из маршевой роты, брошенной прямо с колес поезда на катер, и далее в мясорубку десанта. Каким-то чудом он уцелел, прошел ужасы концлагеря, снова воевал и уже после войны неожиданно попал в Евпаторию и вдруг узнал тот город, в котором сражался в составе десанта, Оказывается, он НЕ ЗНАЛ, где воевал и был пленен, куда направляются корабли для десантирования, командиры просто не сочли нужным сообщать ему это. Каким же винтиком и тогда, и, зачастую сейчас, является простой человек.

 Вспоминается совершенно жуткий рассказ тестя, как выжившие жители с плачем и причитаниями бродили вдоль рва, разыскивая своих расстрелянных родственников.

 После войны на месте рва был построен скромный мемориал, покрытый зарослями туи и кипариса - греческими скорбными деревьями кладбищ, у входа стояли две коленопреклоненных фигуры бойцов из обыкновенного серого бетона, в касках и плащ-палатках, а на скромных табличках были написано идущие от сердца: «Не забудем, не простим…».

 Глядя уже на современный полу заброшенный и захламленный мемориальный комплекс с высохшими газонами, покрытый полированными, частью отвалившимися и исчезнувшими каменными плитами, с бронзовой скульптурой матери-Украины у вечно не горевшего «вечного огня», позволю себе усомниться в этих словах.

 Памятуя, что нынешний президент Украины внес законопроект об отнесении к ветеранам отечественной войны националистов из эсесовской дивизии «Галитчина», становится горько и обидно за наших погибших воинов и жителей.

 Город Евпатория знал всякие времена. Был он и крохотной греческим городом-полисом (независимым) Керкинитидой, хорой (областью, страной) греческого же города Херсонеса, находящегося сейчас в черте города Севастополя, завоевывался скифами, хазарами, татарами, назвавшими город Гезлевом, турками и, наконец, русскими войсками. Россияне назвали город по созвучию с татарским именем Козловым. Потом он стал Евпаторией по указу Екатерины II.

 В конце 19, начале 20 века, перед первой мировой войной город пережил период расцвета. В это время власть в городе находилась в руках богатых купцов-меценатов, отличавшимися достаточно левыми прогрессивными взглядами. Они построили много интересных с точки зрения архитектуры зданий в стиле модерн, которые остаются и сейчас украшением города - библиотеку, городской театр, курортные виллы, жилые дома, импозантную, украшенную кариатидами и другими декоративными деталями уже упомянутую выше гостиницу «BEAU RIVAGE». Добились и строительства железной дороги от Симферополя. Традиционно этот расцвет связывается с именем городского главы Эзры Семеновича Дувана, караима по национальности.

 После декабря 1917 года  власть в Советах при перевыборах перешла к большевикам. Но уже в то время город был наводнен монархически настроенным офицерством, эскадронцами - татарскими националистами. В январе они практически захватили власть в городе. Когда первый комиссар Совета рабочих и солдатских депутатов Д. Караев отправляется с ультиматумом к монархистам, те, после его зверских истязаний, еще живого, закопали в песок на берегу моря. А. Караев был тоже караимом по национальности. Кого куда судьба приведет.

 На месте гибели председателя Совдепа установлена 6 метровая гранитная стела. Только мало кто сейчас подходит к стеле в гуще разросшихся одичавших деревьев и высохшего газона и читает посвятительную надпись.

 При Советах город развивался, как курортный и своего расцвета достиг в конце восьмидесятых – начале девяностых годов, когда были построены новые белоснежные жилые районы многоэтажных домов, город был весь засажен цветами, везде зеленели ухоженные газоны. С тех пор при подъезде к городу он возникает в степи белоснежным видением высотных домов.

 Все это буквально рухнуло в период перестройки, в середине девяностых отдыхающих почти не было, город захирел, исчезли поливные газоны, цветники, улицы города практически не освещались ночью. Город затаился до лучших времен.

 Последние годы город стал оживать. Отремонтированы набережная и ведущая к нему Дувановская улица. Снова заработали санатории и пансионаты, появилось даже чрезмерно много всяких точек питания, сувенирных лавок, где продаются картины, изделия из дерева, ракушек, фотографии и многое другое. По вечерам по набережным и Дувановской улице фланируют толпы нарядно одетых отдыхающих, звучит музыка из многочисленных кафе.

 Можно заказать прогулочную яхту или, на худой конец, покататься на катере по морю. Множество всяких аттракционов. Все это вместе создает какое-то приподнятое настроение.

 Изменился контингент отдыхающих – если прежде это были, в основном, жители городов России, то теперь большинство составляют жители незалежной Украины, на улицах города стал слышен мягкий украинский говорок… Тем не менее, зря, мы, товарищи россияне, стали меньше ездить в Крым, в Евпаторию, в частности.

 Уникальным особенностям Евпатории я и посвятил читаемое вами эссе. Надеюсь, труд сей, совершенно бескорыстный, и продиктованный только любовью к этому уголку нашей когда-то общей родины, заинтересует читателя. А лучше всего, если ты, читатель, сам побываешь в этих прекрасных местах и испытаешь такие же или подобные ощущения от всей этой крымской реальности.

Главная страница   Тайны Крыма ХХ века    Обсудить материал на форуме

Последнее обновление 05.02.2010. Другие страницы могут быть новее.